Что мы переживаем, когда нам страшно
Безразлично, говорим ли мы в данном случае о том, что внешний мир беспрепятственно проникает в нас, или о том, что наше «Я» рискует потеряться вовне. Происходит и то и другое. Ощущение границы как основополагающее переживание самосознания, благодаря которому мы ощущаем себя целостным, замкнутым существом (любопытно, что в одной из недавних публикаций предлагается понятие «кожное „Я“»24), пропадает. Это фундаментальное переживание осязания25, преобразованного — в терминах антропософского учения о чувствах — в душевную сферу, сродни, по выражению Карла Кёнига, «гавани, где стоит на якоре корабль нашей души». И вот «корабль дрейфует прочь, а кругом поднимается туман страха». Это аспект «расширения» или растворения формы в момент испуга. Образно описанный здесь процесс может быть как резким и стремительным — происходит внезапный разрыв, и нас неудержимо уносит прочь, — так и много более утонченным, проявляющимся в виде постоянного, мучительного ощущения угрозы раствориться, т. е. утратить себя. Но в обоих случаях изначально имеется впечатление — или навязчивое представление, — с которым невозможно совладать и которое непосредственно вызывает страх. Это стадия появления, или сенсации, страха. Затем мы отмечаем перемену своего внутреннего состояния. Нам страшно, потому что мы чувствуем, чтоґ с нами делает страх. Здесь можно говорить о стадии экспансии страха, или страха перед страхом. Выражаясь слегка утрированно: ощущение страха сменяется (конечно же, как правило, лишь подспудным) страхом смерти (утраты тождества). Что означает, когда состояние страха перед страхом переходит в хроническую форму, а стало быть, никаких особых поводов для его возникновения не требуется, говорить пока рано. Ограничимся тем, что такое возможно.
Вплоть до этого момента мы — пассивные созерцатели происходящего (но происходящего внутри нас), и, собственно, только теперь следует то, что мы называем реакцией страха и что при описании состояний страха чаще всего (как уже отмечалось, вполне справедливо) выдвигается на передний план. Только теперь мы подходим к вопросу о возможностях защититься от страха или совладать с ним; в состоянии экспансии страха мы либо прибегаем к ним сознательно, либо нас опять-таки влечет к ним бессознательно. Ведь какова естественная реакция человека, когда ему грозит опасность раствориться? Он собирается, уходит в себя — либо панически-рефлекторно, либо в намеренном акте внутренней концентрации.
Если последнее по тем или иным причинам вовремя не удается, то пущенная на самотек реакция страха оборачивается деструктивным, даже аутоагрессивным процессом. Душа, а за нею и тело, судорожно сжимается, кровь начинает двигаться центростремительно, т. е. увлекается от периферии к центру, человек бледнеет, холодеет. Все тепловые и волевые силы будто разом мобилизуются, чтобы окружить защитным кольцом самое заветное, что ни в коем случае не должно пострадать или потеряться. По отношению к окружающему миру человек теперь целиком — жест антипатии, он в самом деле изолирован, загнан в угол, скован.
Человек оказывается в западне, и это тоже вызывает страх! Нехватка воздуха, удушье, зябкость, онемение конечностей, боли в сердце и т. д. — все это симптомы обусловленного страхом судорожного зажима, который, хотя в реальной жизни все это занимает доли секунды, необходимо отличать от предыдущих стадий: появления и экспансии страха (страха перед страхом). Теперь кто-то словно взял сердце в кулак и потихоньку сдавливает его. Неудачная попытка собрать внутренние силы против страха, который в самом начале был страхом раствориться — вначале таковым является любой страх! — порождает «угрожающую тесноту, блокаду, изоляцию» (Хессенбрух). Большее одиночество, большую обособленность и представить себе нельзя. Но нужно учитывать, что это предельное обособление есть следствие не менее предельной открытости, незащищенности (а значит, и ранимости), т. е. избытка участия. «Душевной раной» назвал Рудольф Штайнер состояние, делающее нас уязвимыми для страха26. Причина здесь чересчур сильное участие в процессах, требующих определенной дистанции. Обособленность и утрата связи — следствие. А кульминации драма страха достигает, когда мы замечаем эту утрату. С другой стороны, само собой разумется, что опасность до боли обостренного участия вообще существует только потому, что когда-то нам пришлось покинуть утробу матери, а затем распрощаться и с защищенностью (хочется надеяться, что она действительно была) первых детских лет, т. е. сферой безграничного доверия, впоследствии доступной нам лишь во сне. Ведь утрата этой связи с прошлым и заставляет нас «идти вперед» и налаживать связи с предметами и существами этого мира, в ней-то и коренится страх как человеческое, слишком человеческое осложнение этого налаживания, и если с ним не совладать, оно может закончиться утратой связей.
Другие статьи:
Особенности проявления «синдрома эмоционального сгорания» у
специалистов, занятых в социальной сфере
Эмоциональное сгорание - это большая неоднородная группа особых психологических состояний, которые развиваются у здоровых людей в условиях эмоционального перенапряжения при оказании психотерапевтической и психологической помощи. В литерат ...
Гендерные особенности проявления тревожности у подростков
Важное место в современной психологии занимает изучение гендерных аспектов тревожного поведения. Особенно острой проблема тревожности является для детей подросткового возраста. В силу ряда возрастных особенностей подростничество часто наз ...
Выразительные движения
Широко разлитые периферические изменения, охватывающие при эмоциях весь организм, распространяются обычно и на его поверхность. Захватывая систему мышц лица и всего тела, они проявляются в так называемых выразительных движениях, выражающи ...